Баловство с едой
Баловство с едой
Первым, что узрел юный граф Фантомхайвский, размежив очи, был слегка погнутый половник прямо над его головой. Не успел мальчик удивиться, что же могло понадобиться гнутому половнику в графской опочивальне, как сознание всполошила мысль - отчего так жёстко под лопатками?! Емельян неловко скосил глаза - приподнять или даже повернуть голову отчего-то было невозможно, - и с удивлением обнаружил у себя на груди дивной красоты цветок насыщенного морковного оттенка. Запах от цветка исходил тоже явственно морковный.
- Ужин непременно должен быть подан вовремя! - услышал Емельян приглушённое бормотание своего дворецкого. - А то непорядок... Во всём должОн быть порядок!
- Селиван!!! - рявкнул юный граф и лицо слуги тут же услужливо склонилось над ним. Выражение, масляными красками намалёванное на этом лице, Емельяну совершенно не понравилось: губы Селивана тронула доселе не виданная графом улыбка, от которой ему стало как-то не по себе. - Чевой-то ты жало лыбишь, аспид?! Отвечай, висельник, пошто я тут?! И ваапче, хде это я?!!
- Не извольте беспокоиться, Ваше сиятельство, - улыбка дворецкого стала ещё шире, ласковее и жутче. - Кухня-с это, Емельян Игнатьич.
- И с какого перепугу кухня?!
- Обнаковенно, ваше сиятельство. Где ж ещё кушанья готовить, как не на кухне? Ужин-то должОн быть подан вовремя.
- К-как ужин? Пошто ужин? Утро ж должно быть... Стало быть - завтрак!
- Ужин! - безапелляционно отрезал Селиван и торжественно водрузил второй цветочный бутон на обнажённую грудь хозяина. Емельян попытался смотреть на оба цветка разом, но глаза разъезжались, как полозья лыж у новичка.
- Таааак...- волевым усилием собрав глаза в кучу, Емельян проморгался и постарался взглянуть на окружающую действительность спокойно и трезво. - Ну-ка живо поясни мне сию комедь!
- Что угодно-с знать, Емельян Игнатьич? - дворецкий, склонившись над юным графом, увлечённо передвигал цветочки с видом стратега, расставляющего флажки на карте грядущих сражений.
- Мне угодно знать, пошто я тут оказался! - скрежетнул зубами граф, безуспешно пытаясь самыми злобными рожами привлечь внимание сосредоточенного на цветах Селивана.
- Ах, простите великодушно, Ваше сиятельство! - рассеянно отозвался дворецкий, игнорируя мимические экзерсисы молодого господина и продолжая двигать оранжевые цветы по тощей мальчишеской груди. Наконец расположил цветочные бутоны точнёхонько на сосках, откинувшись назад, сощурил один глаз, потом второй, удовлетворённо кивнул каким-то своим мыслям и соизволил обратить взор к графскому лицу, пылающему от гнева и смущения. - Объяснюсь, извольте. Вы токмо дышать-то не забывайте, Ваше сиятельство... А то вона раскраснелися весь, так и угореть недолго, от эмоциев-то...
Емельян шумно выдохнул и гневно засопел.
- Кухня-с, Ваше сиятельство, ежели вы вдруг запамятовали, есть самое удобственное место для кулинарных изысков...
- Кули... чё?! - оторопел Емельян.
- «Кулинарный», Емельян Игнатьич, это от слова «кулинарить» - тож самое, что наше «стряпать», токмо по-французски.
- А и стряпал бы себе в охотку! - воскликнул задетый менторским тоном слуги Емельян. - Да спервоначалу растолкуй, Христа ради, я-то тут причём?!
- А притом, Ваше сиятельство, что вы, с позволения сказать, сегодня моё главное блюдо! - изрёк Селиван и облизнулся.
- Бля...Блю...Ась?! - синие глаза наследника поместья Фантомхайвского широко распахнулись в безграничном удивлении.
- А вот я вам и подушечку подложу, для широты обзору, - проворковал Селиван, аккуратно приподнимая голову юного графа.
«Широта обзору» графа не обрадовала. Он обнаружил себя лежащим на большом кухонном столе, в окружении салатных листьев. Рядом полыхала жаром печь и новомодная штуковина, в приобретении которой граф тут же раскаялся - духовой шкап. Что-то пыхтело, булькало и шкворчало, причём, как показалось графу, весьма зловеще. В отчаянном порыве попавшей в силок птички Емельян дёрнулся... но безуспешно - тело его больше ему не подчинялось. Приглядевшись, юный граф заметил тонкие длинные иглы, торчавшие из его ладоней и, насколько позволял обзор, где-то повыше коленей. Лицо мальчика опять залила краска стыда и ярости.
- Как бабочку на булавку вздел!!! Да хде ж ты бесовщины энтой набрался, энтомолух деревенский?!!
- Акупунктура, ваше сиятельство, наука сложная и пользительная безмерно! Я ваапче вижу за рефлексотерапиею бааальшое будущее! А вы, Емельян Игнатьич, не извольте впадать в неспокойствие, вреда вам от иголиц сих никакого не случится, зато обеспечит положенную недвижность. Нельзя, чтобы Вы по столешнице металися, никакой гармонии не будет.
- Я те щас дам гармонь, гармонист собачий!!! - не унимался граф. - Порты-то пошто с меня содрал?!! Вот учти, ежели ты мне и заместо портов розаны морковныя насуёшь, я тебе... я тебя... да я... да ты... Ух, что я тебе...!!!
- Ох, виноват, Ваше сиятельство! - дворецкий засуетился и через пару секунд чресла возмущённого графа прикрыли прохладные капустные листья. Граф вдохнул глубоко, как для продолжительной отповеди, но поперхнулся, закашлялся, подостыл и принялся созерцать прикрывавшую его капусту уже почти спокойно.
- Ну, благодаааарствую тебе, Селиван, - тихим, но не лишённым ехидства голосом молвил граф. - Спасибо, что не крапивою укрыл!
- Да нешто ж можно ж, Ваше сиятельство! Чай это кухня, а не пытошная! - дворецкий в экспрессии взмахнул большим мясницким ножом.
- Угу. - мрачно выдохнул граф, проводив взглядом весёленькие блики, отразившиеся от широкого лезвия и заметавшиеся по стене.
Меж тем Селиван увлечённо гремел крышками кастрюль, что-то строгал, крошил и перемешивал. Вкусные ароматы подействовали на Емельяна умиротворяюще, и он почти расслабился, как вдруг перед его носом оказалась рука дворецкого с какой-то металлической штуковиной, похожей на миниатюрный коловорот.
- Это ч-чевой-та?! - забеспокоился граф.
- О, энто, Ваше сиятельство, таковая приспособа, шоп стружку красиву сымать. Сей конец втыкааааем-с, а за сей конец повораааачиваем этак неспешно, стружка-от и сымааается... - распевно толковал Селиван, и от его мелодичного голоса графу становилось совсем жутко. - Да я вам сей же час наглядно покажу, Емельян Игнатьич!
- Погодь!!! - взмолился резко взбледнувший Емельян. - Не дай отойтить без покаяния! Хоть молитовку малую прочесть упреж... А потом уж сымай с меня стружку, злосердец!
Селиван уставился на своего господина, лицо его отразило напряжённую работу мысли... и вдруг озарилось пониманием. Чёрные брови удивлённо вспорхнули.
- Ваааше сиятельство! - воскликнул поражённый догадкой Селиван. - Да вы никак сочли, будто я в ваше тело белое да юное сию приспособу воткну?! Полноте, Емельян Игнатьич! Зряшно что ль я озаботилси, чтобы ваше сиятельство лежало недвижно, да неудобства никакого не чуяло?! Энто ни в каком разе не в вас втыкаемо! Токмо в огурец!
В подтверждении своих слов Селиван ловко пристроил хитрое приспособление в названный овощ, повращал металлической ручкой и торжественно растянул перед глазами изумлённого графа Фантомхайвского красивую огуречную спираль. Затем снова улыбнулся той самой жуткой улыбкой, закрепил огуречную ленту вокруг шеи графа на манер ожерелья и отступил на шаг, критически созерцая итог с видом художника, только что положившего очередной мазок краски на холст.
- Я те что, гусь печёный, чтобы мне шею бусами огуречными уматывать?!! - взвился не оценивший эстетики граф. - Ты бы мне ещё яблоко впихнул в...!!!
Выпалив последнюю фразу, юный граф осёкся, его щёки снова окрасились неровными алыми пятнами. Он с ужасом различил деловитую задумчивость на лице своего слуги - Селиван явно принял к сведению опрометчивое предложение своего господина.
- Х-мм...Я-а-аблоко?.. - оправдывая худшие опасения Емельяна, дворецкий отложил свой чудовищный тесак в сторону и раздумчиво взвесил на ладонях пару яблок. Одно было небольшое, зелёное, крепенькое и кислое даже на вид, а второе румяное, красное да крупное, - и по всему выходило, что Селиван склоняется к использованию последнего.
- Господи Иисусе Христе! - обречённо выдохнул Емельян, крепко зажмурился и сжал зубы.
- Ой, а чевой-то вы зажалися, Емельян Игнатьич? - пропел у самого уха ласковый голос, и что-то мягко стукнуло по поджатым в ожидании роковой участи губам юного графа. - Вы уж простите меня великодушно за сию вольность, но негоже вам вот так вот, в курий пупок, сворачиваться. Порасслабтеся, ваше сиятельство, личико-то разожмите, чай оно не кулачок!
И тут же страдания графа, уязвлённого предательски ласковым голосом слуги, умножились резкой нехваткой воздуха - одетые в перчатку пальцы зажали ему нос. Емельян в ужасе распахнул глаза, судорожно вдохнул широко открытым ртом, и в ту же секунду ровные зубки мальчика крепко увязли в сочном яблочном боку. Не в силах снести такого подлого коварства, граф Фантомхайвский засопел, как сердитый ёж, гневно замычал, ещё глубже закусывая импровизированный фруктовый кляп, и безуспешно попытался изобразить всю глубину и мощь своего сиятельного негодования нахмуренными бровями. Дворецкий в который уже раз не оценил богатство и выразительность графской мимики.
- Ах! - умилялся Селиван, скрестив руки на груди. - Видали б вы себя, Емельян Игнатьич! А фыркнули-то как! Чисто котёныш малый над сметаною! Что за прелесть! А теперь-от, с яблочком во рту - ну вылитый печёный поросёночек! Ах, как аппетитно! Так бы вас и скушал, извиняйте за откровенность!
Пока юный граф Фантомхайвский сосредоточенно вгрызался в яблоко, жаждая высказать своему слуге всё, что он думает о способе пробуждения на жёстком кухонном столе и о сходстве с печёным поросёночком, Селиван споро скатывал небольшие рисовые колбаски и рассуждал вслух:
- Сие, Емельян Игнатьич, в далёкой стране Японии именуется словом «ниотамори». Ибо японцы люди странныя и во всём исчут философию. Стало быть, яства рисовы предназначены у них не токмо для утоления голоду, а и для духовного наслаждению. - дворецкий энергично застучал острым ножом, кромсая рисовую колбаску на равные кусочки. - И подавать сии яства по японской философии следует особым образом...
Кусочки риса, пёстрые от завёрнутой в середину начинки из огурцов, красной рыбы и чего-то ещё, красиво расположились на теле яростно чавкающего яблоком Емельяна.
- Кушание, впитавшее тепло и энергию человеческа тела - энто, значицца, у японцев почитаемо, как пища духовно просветлённая. И тела, на коих сии кушания подаются, непременно должны быть непорочными. И вы, Ваше сиятельство, осмелюсь заметить, оченна для ниотамори подходите, - голос дворецкого стал таким мягким, вкрадчивым и проникновенным, что Емельяна продрал озноб. - Ваше юное, хрупкое, невинное тело... покорное, неподвижное... горячее, нежное... Господь свидетель, Емельян Игнатьич, я старался удержаться, но где мне, слабому холопу, устоять перед дьявольским искушением вашей юности, непорочности да беззащитности...
Дворецкий медленно облизнулся, полил из сотейника какой-то тёмный, словно крепкий чай, соус прямо на пупок объятого ужасом графа и низко наклонился над «блюдом», подцепляя зубами рисовый кусочек.
- Мммм... Не едал ничего вкуснее! - совсем низким, томным голосом протянул Селиван, и напрочь перепуганному графу Фантомхайвскому показалось, что глаза его сверкнули адским пламенем. «Чур меня!... Померещилось!» - пытался успокоить себя Емельян, мысленно списывая дьявольский блеск глаз дворецкого на отсветы горящего в печи огня. Тем временем Селиван примерился к одному из морковных цветочков. Скользнувший по соску мальчика язык оказался ужасно горячим и шершавым.
- Ой, мамоньки!!! - взвизгнул от неизведанного доселе ощущения молодой граф, наконец-то справившись с яблоком и сплёвывая огрызок. - Да что ж ты творишь, бесово отродье?!! Да где ж это видано - графьёв слюнявить?!! И язык-то чисто коровий! Ай! Горячо! Больно! Прекрати! Прекрати немедля!!!
Неожиданно лицо дворецкого преобразовалось в собачью морду. Емельян непонимающе заморгал, а дворовый пёс Плутень, расценив замешательство хозяина как молчаливое одобрение, с радостным поскуливанием принялся вылизывать графу щёки.
- Финькааааааа, чтоб тебяаааа оглоблею зашиблоооооо!!! - завопил со всей мочи Емельян, подскакивая на постели. - Опять пса упустил!!! Запорюююууууу!!!
Чуть ниже подушки лежала небольшая книжица в твёрдом переплёте - «Заморские яства». Кованые углы переплёта оставили отпечатки на нежной коже юного графа Фантомхайвского, аккурат под лопатками. «Никаких больше книг в постели!» - зарёкся граф. - «Финьке - плетей! Плутня - на цепь! Селивана в кухню не пущать! На всякий случай... Борискиной стряпнёю обойдёмся... Опять же, пост вскорости...Ничего, не отощаем!».
***
А в это время на кухне сидел Селиван и с улыбкой вырезал из моркови дивной красоты розан...