Спасибо и вам, Ai Rolary и Чеширррьте меняу, за то, что рассказали об этих книгах честно и завлекательно, в конце концов, подведя меня к.
Ролке ещё и отдельное спасибо за задумчивого Бела)))
А теперь - цитаты из. Мудрые мысли и просто словосочетания или даже куски текста, которые мне понравились. Осторожно! Много! Очень много!
И очень спойлерно!«Осколки чести»
Быть лидером означает управлять человеческим воображением… В одиночку даже самый храбрый солдат – всего лишь вооружённый безумец. Настоящая сила – это способность заставить других выполнять нужную вам работу.
– На север или на юг?
– Интересный вопрос. Как бы вы на него ответили?
– Когда-то у меня был учитель, который вот так же отводил мои вопросы. Я считала, что это сократический метод, и страшно им восхищалась. А потом поняла, что он прибегал к нему всякий раз, когда не знал, что ответить.
Уход, не имеющий других мотивов, кроме собственного покоя, – это окончательное поражение. В нём нет даже зерна будущей победы.
– Похоже, единственное различие между вашими друзьями и врагами – в том, сколько времени они тратят на разговоры, прежде чем выстрелить в вас.
Настоящее зло делается совсем иначе – его творят спокойные люди, которые собираются в светлых комнатах, обитых зелёным шёлком. Они раздают смерть оптом, целыми кораблями, без страсти, без гнева, вообще без всяких эмоций. Единственное чувство, которое ими движет, – это страх перед будущим. Но преступления, которые они надеются предотвратить в этом будущем, – воображаемые. А те, что они совершают в настоящем, – реальны.
… испытания – это дар свыше. А трудные испытания – великий дар. Не выдержать испытания – это неудача. Но отказаться от него — значит отказаться от дара. Это непоправимо, это хуже, чем несчастье.
… у меня неприязнь к закрытым дверям. Никогда не знаешь, что происходит по другую сторону.
Всегда полезно потренироваться с человеком, который не боится сделать тебе больно.
Вещи человека – это нечто вроде внешней оболочки его разума, как раковина улитки.
– Не бойтесь. Мёртвые не могут вас обидеть. Они не причиняют боли – если не считать того, что на их лицах вы видите собственную смерть. А с этим можно справиться.
«Барраяр»
Пока мы живы, покинуть поле боя невозможно.
Сильней всего задевают те насмешки, в которых есть доля правды.
– Наши дети меняют нас... Появляются они на свет или нет.
– Боль кажется мне недостаточно веской причиной, чтобы отказаться от будущего. Умирая, ты навсегда освобождаешься от боли. Над болью мы не властны, как и над временем. Вопрос в том, сумеешь ли получить не только боль, но и немножко счастья?
Дети могут и не быть благословением, но сотворить их, а потом подвести — это значит навлечь на себя проклятие.
– Мой дом — это не здание, это люди...
– Он у неё в долгу, это точно. Но что я могу ему приказать?! Если человек платит не добровольно, такая плата не имеет никакой цены.
«Ученик воина»
– Поздно, сынок.
– Пока человек дышит, ничего не поздно, — отрезал Майлз.
– Что такое реальность? Реальность — это то, что ты сам в неё вкладываешь...
– Когда убиваешь человека, надо сперва стереть его лицо. Это такой психологический трюк. Солдату он необходим. Я не уверен, что ты сумел бы достичь нужного тупоумия. Ты поневоле всё видишь объёмно. В этом смысле ты очень похож на маму: не упускаешь из виду собственный затылок.
– Но и у вас я никогда не замечал особой узости взглядов, сэр.
– Да, я тоже разучился владеть этим приёмом. Потому и пошёл в политику.
Первый принцип стратегии: никогда не уступай выгодную позицию.
– Тебе уже знакомо пьянящее чувство власти над людьми, сумеешь ли ты заставить себя подчиняться? Быть разжалованным — горькая пилюля, проглотить ее не так просто...
– Ну-ну. И какую же легенду ты сочинила на этот раз?
– Для чего мне сочинять? Ты совершенно прав — люди охотнее всего верят в собственные выдумки. Я просто ничего не опровергала.
– Как вы сказали — устное соглашение?! Но устное соглашение — это не контракт.
– Это больше, чем контракт. Душа человека — в его дыхании, а значит, в его голосе и в словах, которые он произносит. Нет ничего более обязывающего к выполнению.
Дальновидному командиру следовало бы знать, что уязвленное самолюбие легко обратить в сокрушительную ненависть к врагу.
– Я знаю многих людей, которые подобным образом играют в шахматы. Они неспособны просчитать ходы вплоть до мата и потому тратят время, очищая доску от легких фигур. Они пытаются добиться упрощения позиции до такого уровня, на котором они могли бы что-нибудь сообразить. А между тем идеальная война похожа на мат в два хода.
– Вот упрямый старый хрен. С его убеждениями я вряд ли соглашусь, но его убеждённости можно позавидовать.
Всего не предусмотришь. Когда наступает пора броситься головой в омут, безразлично, закроешь ты глаза или оставишь их открытыми.
– Иллюзии, говорите?.. Можно долго жить одной-единственной иллюзией. Если повезёт, её может на всю жизнь хватить...
Мечты всегда хороши, пока не посмотришь на них вблизи.
«Игра форов»
– Забудь о том, что у тебя есть чувство юмора, Лобачик: будешь немедленно дисквалифицирован.
Если дело только в этом, подумал Майлз, потеря места Лобачику не угрожает.
– Неужели я действительно увижу императора? – потрясённо прошептал Лобачик. Он почти с ужасом взглянул на Майлза и Айвена.
– Возможно, ты будешь каждый день наблюдать за его завтраком, – деловито сказал Айвен и добавил: – Бедняга!
Интересно, кого он имел в виду, Лобачика или Грегора? Наверное, Грегора.
– Ты обнаружил слабину совсем в другой области… как бы точнее выразиться… в области дисциплины. Ты слишком много споришь.
– Это не так, сэр, – обиженно начал Майлз – и остановился.
Сесил улыбнулся.
– Достаточно много. И потом, эта твоя неуместная привычка обращаться со старшими по званию, как с… э-э… – Майор замолчал, очевидно, подыскивая нужное слово.
– Равными? – попытался подсказать Майлз.
– Как со стадом, – чётко произнёс Сесил, – которым нужно управлять. Ты прирождённый лидер, Форкосиган. Я наблюдаю за тобой уже три года и поражён ростом твоего влияния. Возглавляешь ты учебную группу или нет, всё всегда делается по-твоему.
– Неужели я был… столь непочтителен, сэр? – похолодев, спросил Майлз.
– Наоборот. Принимая во внимание твоё происхождение, ты был на редкость прост и внимателен. …И всё-таки должен же ты когда-нибудь научиться руководить обыкновенными людьми. И подчиняться приказам обыкновенных людей. Это не наказание, Форкосиган, и совсем не шутка.
Оружие – просто инструмент, заставляющий врага изменить свою точку зрения. Полем битвы являются умы, всё остальное – бутафория.
– Подумал кое о чём.
– Прекрасно. Постарайтесь, чтобы это вошло у вас в привычку.
Как выяснилось, все компьютеры имели женские имена, но если не обращать внимания на странную привычку лейтенанта говорить о машинах как об одушевлённых существах, причём женского пола, Ан объяснял вполне сносно, лишь изредка сбиваясь с мысли. …Потом, приготовив свежий кофе в не положенной по уставу кофеварке по имени Жоржетта, благоразумно спрятанной в угловом шкафу, повёл Майлза на крышу.
– Я фор, — сухо ответил Майлз. — И я исполняю свой долг. По крайней мере стараюсь. А где — не имеет значения. Таковы правила игры.
— Бойся желать справедливости. Ты можешь и получить её.
Поэтому он и ушёл с головой в технику — там с моралью всё в порядке.
— Здесь есть одна тонкость. Побеждённому врагу надо предоставлять любую возможность сохранить лицо. Важно, чтобы он не сохранил ничего, кроме лица.
Как ему легко находить общий язык с умными людьми, …и какая мука — с такими вот субъектами. Сесил прав: пока он не научится командовать тупицами, ему не стать настоящим офицером.
Человек с политическими амбициями думал бы, как лучше использовать другого, но не как сильнее его оскорбить.
— Ты готов присмотреть себе другое занятие?
— Быть фором — больше, чем занятие.
— Да, ты прав. Это патология. Навязчивая идея. Галактика велика, Майлз. Существуют и другие способы приносить пользу.
— Это как скалолазание. Лучше не смотреть вниз. Оцепенеешь от страха и свалишься.
— Официально ты числишься арестованным Имперской безопасностью. На неопределённый срок.
— О да. Тюрьма и должна быть местом, где царит неопределённость.
Смерть в мелкой драке такая же реальность, как и во время грандиозного космического сражения.
— Основой стратегии, маленький фор, — любезно объяснила Кавилло, — является не выбор какого-то одного пути к победе, а создание таких условий, чтобы все пути вели к ней. В идеале. Вашу смерть я использую одним способом, успех — другим.
«Может быть ещё хуже» — эти слова всегда были самым неотразимым аргументом.
— Я понимаю, что это неприлично, — медленно начал Майлз, — просить тебя вытащить меня отсюда. Не очень это просто — договариваться с императором об услуге. Похоже на обман или что-то в этом роде.
— Что? Ты просишь, чтобы один узник Имперской безопасности освободил другого? — В карих глазах Грегора светилась ирония.
— Для меня затруднительно выходить за рамки абсолютной власти: ведь твой отец и Иллиан окружают меня как две скобки. — Он сдвинул согнутые ладони, демонстрируя сказанное.
– Наши офицеры считают, что наёмники бесчестны, потому что их услуги можно купить или продать. Но честь — это роскошь, которую может позволить себе только свободный человек. Имперский офицер вроде меня служит не ради чести — он просто служит.
— Уверяю тебя, в моральном плане нет никакой разницы между единицей и десятью тысячами. Неважно, сколько человек погибло из-за тебя, — всё равно ты проклят и заклеймён.
Правило первое: вмешивайся в работу тактического компьютера только тогда, когда знаешь что-то, чего не знает он. Правило второе: тактический компьютер всегда знает больше тебя.
— О! Абсолютная секретность? — пробормотал граф Форкосиган, безуспешно борясь со смехом. — Дорогостоящая, абсолютно всё предусматривающая система. Недоступная хитрейшим вирусам и сложнейшим аппаратным средствам. И два младших лейтенанта преспокойно манипулируют ею!
Иллиан отрезал:
— Я не обещал вам, что она будет защищена от идиотов!
Форкосиган вытер слёзы и вздохнул:
— Ох уж этот человеческий фактор. Мы исправим ошибку, Майлз. Спасибо.
— Форкосиган! Я отдам вас под трибунал, где с вас сдерут вашу уродливую шкуру, выдубят и набьют чучело, чтобы…
Он не замечал Грегора, молча следившего за происходящим…
— Но, сэр… — И Майлз смущённо кивнул в сторону императора Барраяра.
— Ваши чувства разделяются столь многими, капитан, что, боюсь, вам придётся встать в очередь и подождать, пока настанет ваш черёд, — едва улыбнувшись, заметил Грегор.
Погибших медалями не вернёшь.
– …Я всё более убеждаюсь, что строевая служба не для тебя. Это всё равно, что затыкать квадратной пробкой… нет, даже хуже — пробовать заткнуть четырёхмерным кубом круглое отверстие.
«Цетаганда»
<Аудиенция у Императора Цетаганды>
Майлз сменил стойку: ноги устали от стояния навытяжку. Он почесал лицо, ибо чесать пах, учитывая обстоятельства, казалось несколько невежливо.
— Тридцать два ножевых ранения в спину. Да, более странного самоубийства я не знаю.
— Разве вам не приходилось полагаться на интуицию в вашей работе, сэр?
— Пользоваться — приходилось. Полагаться — никогда. Офицер Имперской безопасности должен чётко осознавать разницу этих понятий.
По его тону можно было сделать вывод, что он считает всех чужеземцев безнадёжно слабоумными, хотя не теряет надежды на то, что, будучи проинструктированы в самых доступных выражениях, они всё же имеют шанс не осрамиться.
Что же до ошибок...Чёрт, человеку, идущему по канату, вовсе не нужно, чтобы кто-то кричал ему снизу, как высоко ему падать или как неустойчиво его равновесие.
– Вы знаете, что это, лорд Форкосиган?
Перед лицом Майлза на бархатной подстилке сиял орден «За заслуги».
– Да, сир. Это тяжёлый предмет, чтобы топить мелких врагов. Вы намерены зашить меня в шёлковый мешок вместе с этой штуковиной, прежде чем бросить за борт?
- Гм, - нахмурился Айвен, - Тогда скажи лучше, - он опять махнул в сторону ящичка, - как ты намерен избавиться от этого императрицыного вибратора?
Майлз криво усмехнулся подобному завершению фразы. Совершенно в духе Айвена.
Разумеется, лицо его целиком покрывалось положенной раскраской, скорее, цветами Имперского дома, чем его клана: сложные чёрные завитки с красной подводкой на белом фоне, что напоминало Майлзу окровавленную зебру.
Если бы у Майлза был хвост, кончик его сейчас бы подёргивался. Поскольку хвоста у него не было, он ограничился лёгким постукиванием ботинком.
Майлз неожиданно обнаружил, что в голове его выстраивается вполне каноническое стихотворение. Во славу усопшей Императрицы. Вот только содержание...
Покойная Императрица Лисбет
Затеяла смуту на старости лет.
В измену ввязалась
И тихо скончалась.
Кому же держать ответ?
Миа Маз услышала его сдавленное хрюканье и оглянулась.
- С вами всё в порядке?
- Да. Простите, - прошептал он. - Просто у меня приступ лимериков.
Прекрасная леди из Дегтиаров
Взяла в оборот юнца с Барраяра.
Как следствие, фор попал под топор
И был скормлен потом ягуарам.
Майлз: - Вот и прояви инициативу!
Айвен: - Я не проявляю инициативы. Я выполняю приказы. Так оно гораздо безопаснее.
Майлз: - Отлично. Я тебе и приказываю: прояви инициативу.
- Так, значит, никаких правил?
- Ну, одно правило, возможно, всё-таки есть. Вернись с победой или ответишь собственной задницей.
- Насколько я понимаю, вы занимаете нынешнюю должность почти три года, лорд Форкосиган. Ваша задница пока цела, я не ошибаюсь?
- Последний раз, когда я проверял, была цела, сэр.
- Я не гриб, - довольно резко начал Форриди.
Конечно, кому понравится, когда его держат в темноте и кормят конским дерьмом?
«Этан с планеты Эйтос» («Этан с Афона»)
— Никогда не делай то, что вместо тебя может сделать специалист.
Женщины... В конце концов, это не более чем ходячие маточные репликаторы. Он не имел чёткого представления о том, являются ли они подстрекательницами к греху, или же грех содержится в них, как сок в апельсине. Впрочем, есть ещё один вариант - грех можно подцепить от них как вирус.
Без дружелюбия нет бизнеса.
Неведение - залог блаженства, а познание ведёт прямиком в ад.
Теологи не относят любопытство к числу добродетелей.
«В свободном падении»
В день шестой увидел Бог, что не может создать всё сам. И тогда он создал инженеров.
«Границы бесконечности»
– Надеюсь, ты не возьмёшь за правило возвращаться после каждого задания на носилках?
– Ну-ну, это ведь всего второй раз! Да и вообще, рано или поздно у меня просто кончатся непересаженные кости. Годам к тридцати я уже буду целиком из пластика.
И Майлз представил себе эту невесёлую перспективу. Интересно, могут ли его об’явить юридически умершим, если больше половины его тела будет из запчастей? Не войдёт ли он когда-нибудь на фабрику пластиковых протезов с возгласом «Мама!» ?
Секрет обращения с лошадьми: не пытайтесь быть быстрее лошади или сильнее её. Весь фокус в том, чтобы быть умнее лошади.
Опьянённый своими мыслями, Майлз отбросил костыли логики, сменив их на крылья вдохновения.
Первый урок тактики: Дело не в том, сколько силы ты прикладываешь. Главное — куда.
– Вот что я вам скажу насчёт цинизма, сержант: это самая бессильная мораль на свете. Но зато какая удобная! Убеди себя, что барахтаться бесполезно, - и можно со спокойной душой сидеть по уши в дерьме и ничего не делать.
Обиженным нужна власть, больше ничего. Они думают, что власть спасет их от новых обид.
– Когда кланяешься, ты показываешь зад тем, кто стоит у тебя за спиной.
– Это их трудности.
– У вас что, вообще нет принципов?
– В бою – нет.
Кто строит планы мести, должен готовить две могилы.
— Власть лучше отмщения. Власть — это нечто живое, и благодаря ей вы протягиваете руку к будущему. А месть — мертва, она тянется из прошлого и тащит вас назад.
— Я давным-давно сделал приятное открытие, что разница в росте важна только пока стоишь. Когда лежишь, это перестаёт быть такой проблемой.
— Ты должен кричать "Становись в очередь!", а не "Иди в жопу!" Команда в бою всегда искажается...
Ложное обвинение — оружие обоюдоострое, одинаково опасное и для жертвы, и для того, кто им воспользовался.
— У меня есть идея получше — пожелай быть собой! До упора! Выясни, в чём ты сильнее всего, и делай это. Перешагни через свои слабости. На них просто не должно быть времени.
«Братья по оружию»
– Но если твоя дендарийская форма в шкафу, как можно определить, что Форкосиган и Нейсмит – один и тот же человек?
– Айвен, сколько на этой чёртовой планете темноволосых сероглазых горбунов ростом метр сорок пять? Ты что, на каждом углу спотыкаешься о дёрганых карликов?
Принципы приходят и уходят, а человеческая душа бессмертна. Стало быть, человек и его душа — прежде всего.
– Значит, дело в Барраяре?
– Конечно. Какая женщина, будучи в здравом рассудке, по своей воле поселится на эту планету? Я, конечно, не имею в виду твою мать.
– Мать – необыкновенная женщина. Когда столкнулись она и Барраяр, измениться пришлось планете.
– Что теперь делать? – спросил Марк.
– Ждать, конечно. Что же ещё. Точь-в-точь как в тактическом центре. В тактическом центре мы только и делали, что ждали. Если воображение богатое, то можно с ума сойти.
Если не можешь делать то, что хочешь, делай то, что можешь.
Айвен подхватил Куин под мышки, Марк взял её за ноги.
– Господи, Майлз, - Айвен никак не мог отдышаться, - Ну почему тебе не нравятся миниатюрные женщины? Было бы естественнее…
– Ну-ну. Она всего вдвое тяжелее полной полевой выкладки. Справишься.
— Когда не можешь получить то, что хочешь, соглашаешься на то, что можешь получить.
Как и порядочности, любви к жизни научить нельзя – ею можно только заразиться. И только от того, у кого она имеется.
— Если не можешь помочь, не мешай.
«Танец отражений»
Убеждённость заразительна. Сомнение — тоже.
Жизни не складываются, как простые числа. Они складываются, как бесконечности.
Пока запинаешься, как идиот, с тобой и обращаются, как с идиотом.
— Мне показалось, что ты ставишь перед ним невыполнимую задачу. А как известно, невыполнимое требует немного больше времени.
— Клянусь, излишняя подозрительность делает нас бОльшими глупцами, чем излишняя доверчивость.
– И что ты в конце концов сказала такое, что тебе удалось от него избавиться, милая?
– Я сказала, что ты можешь отжиматься с помощью языка. Наверное, он решил, что не может с тобой тягаться.
Майлз покраснел.
Стресс и давление отодвигают от цели, а не приближают.
— Важно, чтобы кто-то праздновал наше существование, — мирно возразила Корделия. — Люди — единственное зеркало, в котором мы себя видим. Область всех значений. Все добродетели и все пороки — в людях. Во Вселенной, как таковой, их нет. Одиночное заключение является наказанием в любой культуре.
— Поскольку безупречных людей не бывает, все великие дела создавались из недостатков. И тем не менее каким-то образом они совершались.
— Иногда безумие — это не трагедия. Иногда это стратегия выживания. Иногда... Это триумф.
— Сержант Таура… — Она обернулась и брови «Нейсмита» изумлённо поползли вверх. — Что это у вас на шее?
По правде говоря, он прекрасно видел, что это: большой пышный розовый бант. Надо полагать, на самом деле вопрос заключался в том, почему он повязан у неё на шее?
Она… улыбнулась (видимо, эта отвратительная гримаса должна была означать именно улыбку) и расправила бант огромной когтистой рукой. Сегодня лак на её когтях был ярко-розовым.
— Как вы считаете, это поможет? Я хотела придумать что-то, чтобы не испугать ребятишек.
Он скользнул взглядом вверх по трём метрам полуброни, камуфляжа, ботинок, патронташей, мускулов и клыков.
«Почему-то мне кажется, что этого будет недостаточно, сержант…»
«Память»
– Нет проблем, я всегда могу найти кого-нибудь помоложе.
– Знаешь, с таким подходом ты скоро начнёшь ухлёстывать за эмбрионами.
Но однажды он уже умер, и толку от этого не было ровным счётом никакого. В смерти нет ни тайны, ни надежды.
Боже, храни меня от людской добродетели.
Если уж делаешь гадость, делай её как следует.
— Как прошёл день?
— Медленно.
Любовь побеждает не всё.
– Вы были мертвы, милорд?
– Так мне сказали.
– И на что это похоже?
– Не знаю. Как-то пропустил.
Средний возраст — это на десять лет больше, чем тебе самому. Величина переменная.
Большинство людей не находят лучшего применения своей жизни, чем работать машиной по переработке пищи в дерьмо.
Смерть не является монополией императоров.
Иногда глупость может быть хуже злого умысла.
– Ну, там же будут танцы. – Делия расцвела. – И, возможно, интересные мужчины.
– А Айвен – интересный?
– Я сказала «мужчины», а не «мальчики».
– Ему почти тридцать. А тебе сколько, 24?
– Дело не в годах, а в поведении. Мальчики хотят лишь переспать. А мужчины хотят жениться и жить дальше.
– Я более чем уверен, что мужчины тоже не возражают переспать, - чуть ли не извиняющимся тоном заметил Майлз.
Ну, раз уж не можешь быть хорошим, будь по крайней мере скрытным.
– Не знаю о его молодых годах, но на моей памяти женщин в его жизни не было. И мужчин тоже. И овец. Хотя, допускаю, что овца вполне могла быть. Они не говорят даже под воздействием суперпентотала. (Майлз о Саймоне Иллиане)
– Вы ещё не нашли его, Форбер? Это гиперактивное маленькое дерьмецо нельзя ни с кем спутать.
— Тебя не остановили никакие недочёты. Или правила и уставы. Или понятие реальности, насколько мне известно.
— Я никогда и ничему не позволял мне мешать. Только так можно добиться того, чего хочешь, Айвен. Никто ничего не преподнесёт тебе на блюдечке. Если не можешь выиграть, измени правила игры.
Если тактические условия плохи, смени дислокацию.
Он выложил пять барраярских звёзд Империи разных степеней. Степени зависели скорее от того, сколько пота стоило задание Иллиану, чем того, сколько крови оно стоило Майлзу. Бронзовые означали, что его начальник лишь изгрыз ногти до второго сустава, золотые – что сглодал их аж до локтя.
— Что сделано, то сделано. И не имеет значения, насколько ты сожалеешь о содеянном.
У успеха есть пик. И когда ты побывал на этом пике, играя в полную силу, ты не можешь потом играть хуже.
Некоторым нужно дать кирпичом по голове, чтобы привлечь их внимание. А некоторых требуется бить большим кирпичом.
Всё, что на Барраяре повторяется дважды, становится традицией.
— Осторожность — это одно, паранойя, когда человек не может отличить друга от врага, — совсем другое.
— Продолжай. Ты просто продолжай. Ничего другого тебе не остается, и нет способа это исправить. Просто двигайся дальше.
— А что там, дальше? Когда придёшь?
— Снова жизнь. Что же ещё?
— Это обещание?
— Это неизбежно. Никакого обмана. И никакого выбора. Ты просто живёшь дальше.
Всё, что не может быть сделано хорошо, не стоит того, чтобы им заниматься.
Принимая какое-то решение, ты принимаешь и последствия этого решения.
– А какой наживкой привык пользоваться ты?
– Человеческими слабостями. Деньги, власть, месть, секс… Вообще-то на самом деле всё не так просто. Самое хитроумное дело, которое я помню… Суть в том, что тогдашний премьер-министр Фортала вёл тяжёлые переговоры с Полом по поводу доступа к п-в-туннелю и перепробовал всё, что только мог придумать, чтобы сдвинуть дело с мёртвой точки. Посол Пола тогда намекнул Фортале, что больше всего на свете он хочет живого слона. Я по сей день не знаю, действительно ли он хотел слона, или это была просто самая невозможная и абсурдная вещь, которая пришла ему в тот момент в голову. Однако что сказано, то сказано… Вообще-то это было проблемой департамента по делам галактики, но я лично дал задание своему агенту, чтобы понаблюдать за реакцией. До сих пор помню его остекленевший взгляд, когда он выдавил: «И… каких размеров должен быть слон, сэр?» Немного было таких моментов в моей работе. Я их лелею и холю. Это произошло ещё до тебя, иначе ты же понимаешь, о ком я бы подумал в первую очередь.
— О, премного благодарен. Ну и… нашёл твой агент слона?
— Он был элитой Службы безопасности. Конечно, нашёл. Маленького. Я, естественно, лично присутствовал, когда Фортала доставил этого самого слона в посольство Пола, произнеся своим сладеньким тоненьким голоском: «Подарок от моего сиятельного владыки, императора Грегора Форбарры…» Грегору тогда было лет десять, и он скорее всего предпочёл бы оставить скотинку себе. Твой отец весьма предусмотрительно не сказал ему, что подарил кому-то слона.
— И Фортала получил свой договор?
— Конечно. Думаю, посол действительно мечтал о слоне, потому что когда он вышел из ступора, то был просто счастлив. Они держали слона на задворках посольства около года, и посол сам мыл его и ухаживал за ним, а потом увёз домой, на Пол. И это расширило мой кругозор. Деньги, власть, секс… и слоны.
Майлз хрюкнул.
— Помилование — для виновных. Это не то же самое, что быть оправданным.
Ты тот, кем тебя делают твои деяния.
Иллиан ... покрепче насадил наживку и снова забросил удочку.
— Очень неэффективный способ ловли.
— Я и сам над этим не раз задумывался. Не думаю, что тут предусматривается эффективность. Скорее, рыбную ловлю специально изобрели для того, чтобы создать видимость напряжённой деятельности, когда, по сути, не делаешь ничего. Возможно, чтобы отвязаться от жён.
Никогда не спорь с педантом о терминологии. Только зря потратишь время и надоешь педанту.
В целом он обнаружил, что спокойное уважение графини намного страшнее любого прямого вмешательства. Потому что ты быстро выясняешь, что тебе чертовски хочется быть достойным этого уважения.
Сорок пять лет службы императору нельзя рассматривать как трагически рано оборванную карьеру.
«Комарра»
Как можно об’яснить что бы то ни было человеку, который верит во что-то не потому, что это истина, а потому, что она сам идиот?
— Думаю, всей правды мы никогда не узнаем.
— Можно твердить человеку правду весь день напролет, но если он не хочет её слышать, то, я полагаю, никогда её и не узнает.
— Ничьё здоровье не выдержит столкновения с вакуумом без скафандра, каким бы отменным оно ни было.
В голосе капитана звучали знакомые материнские интонации, нечто среднее между «Слава Богу, ты цел» и «Я удавлю тебя собственными руками».
— Библиотека, которую собрал человек, говорит о структуре его мышления, как одежда о структуре тела. Связь между кажущимися на первый взгляд не связанными друг с другом вещами может существовать лишь в его мозгу.
Жаловаться — значит косвенно просить помощи, каких-то изменений... продолжения. Жаловаться означает попытаться перевалить ответственность за свое деяние на другого. А действие исключает возможность жаловаться. Так что она должна либо действовать, либо не действовать.
Карьера человека зависит от его собственных усилий, а брак – это лотерея, и ты тянешь жребий в юности или ранней молодости, то есть в момент максимальной глупости и растерянности. Может, так оно и должно быть. Если люди станут слишком разборчивыми, то человечество запросто вымрет. Эволюция благоприятствует размножению, а не счастью.
— Детишки осмеливаются бросать вызов лишь тем, кому действительно доверяют.
Движение вперёд срабатывает как стратегия лишь тогда, когда ты очень точно знаешь, где именно находится это самое «вперёд».
— Нельзя оставлять людей жить с несбыточной надеждой.
Единственный момент, когда ты можешь что-то изменить, это сейчас, и это «сейчас» течёт сквозь пальцы со скоростью мысли.
Целься выше. Может, в цель ты и не попадешь, но уж наверняка не отстрелишь собственные ноги.
— Беспокоиться надо последовательно. Это срабатывает, знаете ли. Если не как стратегия, то как тактика.
В её глазах зажглись весёлые искорки.
— А у вас было много подружек?
Если нет, то придётся счесть весь женский пол круглыми идиотками. Этот мужчина способен выманить змей из норы, девятилетних мальчишек из запертой ванной и комаррских террористов из их бункера. Почему же женщины не ходят за ним толпами? Неужели барраярки не способны видеть дальше его внешности или своих собственных вздёрнутых носов?
— М-м-м… — Последовало довольно долгое молчание. — Ну, в обычной пропорции, я бы сказал. Безнадёжная первая любовь, всякое разное в течение ряда лет, безответная сумасшедшая страсть.
— И кто же был первой безнадёжной любовью? — зачарованно спросила Кэт.
— Элен. Дочь оруженосца моего отца, который был моим телохранителем, когда я был юным.
— Она всё ещё на Барраяре?
— Нет, она эмигрировала много лет назад. Сделала военную карьеру и ушла в отставку в чине капитана. Сейчас она шкипер торгового корабля.
— Скачкового корабля?
— Да.
— Никки умер бы от зависти… Хм… А что означает это «всякое разное»? Если, конечно, мне будет дозволено об этом спросить?
Интересно, он ответит или нет?
— Э-э-э… Ну, да, наверное, вы можете спросить, учитывая всё остальное… Надо думать, чем скорее, тем лучше.
Он просто на глазах становится всё больше и больше барраярцем, подумала Кэт. Это его «надо думать» — типичный дендарийский горский диалект. Этот взрыв откровенности оказался не менее интересным, чем если бы она допрашивала его с суперпентоталом. Даже лучше, если вспомнить, что он говорил о своей неадекватной реакции на этот наркотик.
— Ну, ещё Элли. Она была свободной наёмницей-стажером, когда я её впервые встретил.
— И кто она сейчас?
— Адмирал флота. В данный момент.
— Значит, она — это «всякое». А кто был «разное»?
— Таура.
— А она кем была, когда вы с ней познакомились?
— Джексонианской рабыней Дома Риоваль — препаршивым местечком был этот Дом Риоваль.
— Как-нибудь при случае мне надо будет подробнее расспросить вас о вашей деятельности галактического опера… И кто же она сейчас?
— Старший сержант наёмного флота.
— Того самого, где и… хм… «всякое»?
— Да.
Екатерина беспомощно подняла брови. Тётя Фортиц полулежала на подушке, снова прижав палец к губам. Её глаза смеялись. Нет, тётушка явно не собирается вмешиваться.
— И?.. — подтолкнула его Екатерина. Ей вдруг стало безумно интересно, как далеко он может зайти в своих откровениях. С чего это вдруг он решил, что она должна знать все эти романтические истории? Но останавливать его она не стала бы ни за что… Судя по всему, тётя Фортиц — тоже. Даже за взятку в виде пяти килограммов шоколада. Но мнение Екатерины о женском роде начало медленно улучшаться.
— М-м-м… ещё Вербена. Это было… это длилось недолго.
— И она была?..
— Техническим служащим дома Фелл. Сейчас она криохирург-реаниматор в независимой клинике на Эскобаре. О чём я рад сообщить. И очень довольна своим новым гражданством.
Тьен гордо защищал её в маленькой домашней крепости фор-леди, размышляла Катриона. Тьен десять лет так основательно защищал её, особенно от всего, что способствовало росту, что она в свои тридцать лет чувствует себя не намного более взрослой, чем была в двадцать. Что бы там лорд Форкосиган ни предлагал своим удивительным любовницам, защита не из этого числа.
— Вы не видите во всём этом определённой тенденции, лорд Форкосиган?
— Вижу, — уныло ответил он. — Ни одна из них не захотела выйти за меня замуж и жить на Барраяре.
— Итак… что там насчёт безответной сумасшедшей страсти?
— А! Это Райан. Я тогда был совсем мальчишка. Свежеиспечённый лейтенант, отправленный с дипломатической миссией.
— И что же она сейчас делает?
Форкосиган откашлялся.
— Сейчас? Она императрица. — Заметив ставшими как плошки глаза Екатерины, он, чуть помедлив, добавил: — Цетаганды. Их там несколько, понимаете.
Повисло долгое молчание. Форкосиган неловко заёрзал на стуле, на лице его то появлялась, то исчезала улыбка.
Екатерина, подперев подбородок ладонью, смотрела на него. Её брови восторженно встали домиком.
— Лорд Форкосиган, а не могу ли я получить номер и встать в очередь?
Неизвестно, что он ожидал от неё услышать, но явно не это. Он настолько обалдел, что едва не свалился со стула. Погодите-ка, я вовсе не собиралась, чтобы это прозвучало как… Его улыбка застыла в положение «включено», но как-то ну совершенно набок.— Следующий номер, — выдохнул он. — Первый!
Тут пришел её черед обалдеть. Она опустила взгляд, испугавшись его горящих глаз. Он заставил её почувствовать себя невесомой… Сам виноват, раз такой… привлекательный.
Екатерина принялась шарить глазами по комнате, судорожно пытаясь придумать какую-нибудь нейтральную фразу, чтобы иметь возможность отступить на запасные позиции. Это ведь космическая станция. Здесь нет никакой погоды. «Вакуум сегодня такой тяжёлый…». Нет, это тоже не годится.
– Очень милый молодой человек. Жаль, что он такой коротышка.
– Он не коротышка, - воинственно заявила Катриона. – Он просто собранный.
Улыбка тёти стала раздражающе широкой.
— Я за свою жизнь наделал множество серьёзных ошибок, но... я не хотел бы ничего менять. Я боюсь сделать себя меньше.
— Самое честное определение удовлетворения, которое мне когда-либо доводилось слышать.
«Гражданская кампания» («Мирные действия»)
Айвен прикинул, не рассказать ли Майлзу в лицах о вчерашнем провале, но передумал. Какие бы чувства ни обуревали кузена, поджатые губы и наклон головы, как у готового вцепиться в задницу бультерьера, предвещали что угодно, кроме сочувствия.
– Дизайнер по ландшафту, значит? К такому ландшафту у меня бы тоже запросто возник внезапный интерес. Какие изгибы!
— Никогда и никому не говорите, что вам не нужна оплата. То, за что им пришлось заплатить, они ценят. А то, что достаётся бесплатно, — принимают как должное и ещё начинают требовать, будто у них есть право. Обращайтесь с ними, как заправский делец.
– У них зреет наследник в маточном репликаторе. Похоже, не так просто в наши дни украсить чьё-то родовое древо бастардом.
— То есть, если грязный трюк нельзя отследить, то это не грязный трюк?
Айвен скорее согласился бы застрелиться из плазмотрона, чем оказаться замешанным в политические игры Империи. Не то чтобы он с воплями бежал от этого прочь – подобное поведение привлекло бы слишком много внимания. Медленное отползание в сторону – вот лучшая тактика…Майлз же… Маньяку Майлзу вполне может хватить смелости сделать политическую карьеру. Этот гном всегда был несколько склонен к суициду.
— Ты хочешь быть хорошей. Ладно, я могу это понять. Но тебе следует быть крайне осторожной в том, кому позволяешь определять, что хорошо, а что плохо для тебя.
…обладала такой фигурой, что хотелось зарыться в неё на зиму.
— Родителям долги не возвращают, Марк. Это невозможно. Твой долг перед ними переходит твоим детям, которые передают его дальше. Такая вот цепочка. Или, если у тебя нет своих детей, это остается твоим долгом перед человечеством. Или Богом, если он у тебя есть.
Майлз уставился на жучка с брезгливой зачарованностью.
– Смахивает на помесь таракана с термитом и…и…гнойником.
– Вынуждены признать, что внешний вид – его слабое место.
Совершенно очевидное решение — воплотить мечты в реальность. Раз отринуть мечты нельзя, то как насчет того, чтобы воплотить их?
– Но люди же едят мёд, - возразил Марк. – А его производят насекомые.
– Пчёлы. Ну так они милашки. Пушистенькие, в стильных полосатых мундирах. И вооружены жалом – этакой маленькой шпагой, которая вызывает уважение.
– А, понятно… - пробормотал Марк. – Летучая версия класса форов.
Айвен, поколебавшись, спросил:
– Тебе ведь пришлось брать где-то Y-хромосому. Где ты её взяла? Бетанцы предоставили? – Он беспомощно посмотрел на пах Доно / Донны и быстро отвёл глаза. – Может Ришар заявить, что в тебе есть часть бетанских хромосом?
– Я об этом подумал. И взял Y-хромосому у Пьера.
– А твои новые…хм…мужские органы клонировали не от него? – от этой мысли Айвен чуть не поперхнулся, у него мозги закипели. Это что, своего рода техно-инцест, или как?
– Нет-нет! Хотя, признаюсь, крохотные образцы тканей я взял у брата и бетанские доктора использовали оттуда часть хромосом лишь для моих новых клонированных частей. Мои новые яички менее чем на два процента принадлежат Пьеру. Если я когда-нибудь решу дать своему члену кличку, как делают некоторые, то, пожалуй, мне следует назвать его в честь брата. Впрочем, эта мысль меня как-то не вдохновляет. Ощущается он совершенно моим.
Как бы то ни было, самым важным для претендента на графский титул является наличие хера. Так гласит история.
Я хотел подарить Вам победу. Но триумфы по самой своей сути не могут быть подарком. Их нужно завоёвывать, и чем хуже был расклад и сильнее сопротивление, тем почётнее победа. И выше честь. Победу нельзя дарить.
…страшнее императорского гнева было только императорское любопытство.
Айвен узнал манеру: классическое поведение Грегора, когда он действует по принципу «дадим-им-верёвку-чтобы-они-повеселись-сами».
— Откровенность — единственный способ разговаривать с кем угодно, когда вы становитесь настолько близки, что живёте в шкуре друг друга.
Я пришёл к выводу, что принципиальная разница между раем и адом только в людях, которые вас окружают. (Саймон Иллиан)
— Что касается счастья... Не думаю, что его можно кому-то дать, если счастья нет в них самих. Однако подарить несчастье можно запросто...
– Исходя из моего опыта, проблема с такого рода клятвами, как «лучше смерть, чем бесчестье» в том, что в результате в мире останется лишь два сорта людей: мертвецы и клятвопреступники.
Лучший способ сбить с толку врага — умножить цели.
— В кризисной ситуации каждый делает то, что должен, — заметила графиня.
— Нет, — посмотрел на неё Майлз. — Не каждый. Большинство ломается...
— ...У всех есть свой предел, Майлз. У всех есть смертельно уязвимые точки. Просто у некоторых эта точка находится в нестандартном месте.
— ...Иначе почему все сказки заканчиваются на том, что графская дочь выходит замуж? Вам это никогда не казалось несколько пугающим? Я имею в виду, вам доводилось когда-нибудь читать народную сказку, в которой матери принцесс делают что-нибудь иное, кроме как умирают молодыми? Я никогда не могла понять, что это — предупреждение или инструкция.
— Тактическое отступление — не такая уж плохая штука, если тебя внезапно атаковали. Во-первых, ты остаёшься в живых. Потом выбираешь удобную для тебя позицию. А затем контратакуешь.
— Репутация — это то, что другие знают о тебе. А честь — это то, что ты знаешь о себе сам. Трение возникает, когда они разнятся. ...как ты сам себя оцениваешь?
— Точно не знаю. Нечистые помыслы считаются?
— Нет, — отрезал граф. — Только сознательные действия.
— А как насчет неумелых действий?
— Серая зона. И не говори мне, что не бывал в этой сумеречной зоне прежде.
— Большую часть жизни, сэр. Не то что я временами не поднимался до слепящего света познания. Мне не удается поддерживать должную высоту.
— Вот как? Тогда мне кажется, что твоя нынешняя проблема лежит за пределами репутации. ... — ... Нет ничего хуже, чем стоять с осколками чести у ног, когда общественное мнение носит тебя на руках. Вот этодействительно разъедает душу. А так всё это лишь весьма и весьма раздражает…исходя из моего богатого опыта, могу сказать: береги честь. А репутация пусть катится куда ей вздумается.
«Подарки к Зимнепразднику»
— Слова могут ранить сильнее ножа. И раны дольше не заживают.
— Десять лет во что-то складываются, даже если ты на это не обращаешь внимания. Особенно если не обращаешь, наверное.
— ...Наша жизнь очень неустойчивая. Всё может пойти наперекосяк, быстро, неожиданно и в любой момент. Люди привыкают хватать всё, что можно и когда можно. Хоть ненадолго. Нам всем отпущен небольшой срок, каждому по-своему.
О, конечно, это по-прежнему была Таура, но… Кожа, казавшаяся желтоватой и тусклой на розовом фоне, теперь выглядела сияющей слоновой костью. Зелёный жакет очень ладно облегал талию. Выше — бледные плечи и длинная шея цветком распускались над белым льняным воротником. Изящный жакет до бедер. Узкая зелёная юбка до середины икр. Широкие манжеты, отделанные тонким белым шнуром — кисти рук вдруг стали казаться вовсе не гигантскими, а вполне пропорциональными. Розовый лак с ногтей исчез, сменившись тёмным, цвета красного дерева. Толстая коса, заброшенная за спину, превратилась в таинственно переплетающийся узел, плотно прижатый к голове и украшенный зелёной… шляпкой? эгреткой? Короче — какой-то хитроумной штучкой, чуть сдвинутой набок. Странная форма её лица внезапно стала художественной и изысканной, а не уродливой.
— Да-а, — сказала леди Форпатрил. — Так годится.
Роик закрыл рот.
Криво улыбаясь, Таура осторожно вышла вперёд.
— Моя профессия — телохранитель, — сказала она, явно продолжая разговор с леди Форпатрил. — Разве я в таком наряде могу выбить кому-то зубы ногой?
— Женщине, надевшей этот костюм, не придется делать это самой, — ответила леди Элис. — Найдутся желающие выбить зубы тому, кто ей досадил. Правда, Роик?
— Если не затопчут друг друга в свалке, — выпалил Роик и густо покраснел.
«Дипломатический иммунитет» («Дипломатическая неприкосновенность»)
– Чему только не научишься во время медового месяца… Теперь я знаю, как выманить тебя из мрачного состояния. Нужно просто нанять кого-нибудь, чтобы тебя обстреляли.
– А ты пока можешь пройтись за покупками. …Только, смотри, не притаскивай домой отсечённых голов, а? — Подняв глаза, он обнаружил, что Венн и Гринлоу с ужасом вытаращились на него. — Э-э… семейная шутка, — слабым голосом пояснил он. Ужас их ничуть не уменьшился.
– Ты случайно не переспал с чьей-нибудь женой, а? Или мужем? Или дочерью, или ещё кем?
– Нет, - отрезал Бел. – И с домашними зверушками – тоже нет. Какой же у тебя барраярский взгляд на человеческие мотивации, Майлз!
— Очень полезно для сохранения рассудка оставлять прошлое в прошлом и двигаться вперёд. Только если прошлое тебя отпустит, вот в чем штука.
…эластичная этика…
— Может быть, секрет счастья в умении жить сегодняшним днём, а не заглядывать в будущее.
— Проблема власти оказалась куда сложнее, чем я думал. Ты думаешь, что чем больше у тебя власти, тем ты свободнее, но я обнаружил, что свободы у меня стало куда меньше.
«Криоожог»
Пожалуй, сочувствие, когда его тебе предлагают, не так уж здорово: оно подтачивает твою решимость, как не может ни одно раздражающе бодрое пожелание.
Одна из грязных тайн демократии в том, что даже если у тебя есть право голоса, у тебя может не быть права выбора.
Майлз уже знал по опыту, что дети, как и все люди, бывают разными: от крайне чувствительных до чертовски хладнокровных. А порой, к смущению взрослых, это вполне мог оказаться один и тот же ребенок, просто в разное время. Неужели опыт общения с женщинами – своего рода тренировка перед общением с детьми?
…убийство физической силы не требует, сгодится и хитрость.
– Тут странно. Ты не боишься темноты?
– В темноте ничего такого нет. Бояться надо людей.
Некоторые неудачи – просто неудачи. Другие – возможность взломать скрытые двери.
Печальная штука – несвоевременность.
– Никогда не недооценивай человеческую способность принимать желаемое за действительное и не видеть того, чего не хочется.
– Вы когда-нибудь слышали поговорку «Счастливая жизнь – лучшая месть»?
– Там, откуда родом я, лучшей местью обычно считается голова твоего врага в мешке.
– Ну, э-э... хм. Разные культурные особенности и так далее.
«Союз капитана Форпатрила»
Никогда не мешай врагу, пока он совершает ошибку.
У Морозова была бледная кожа учёного, квадратное костистое лицо и непривычно жизнерадостный взгляд на жизнь и свою работу - эСБэшники порой бывали людьми со странностями.
...эти барраярцы просто прелесть, когда спят. Он даже слюни пускает очаровательно.
- Если мужчине не доверяет его собственная жена, у него серьёзные проблемы. Во всех смыслах.
...Фамильным девизом Форкосиганов вполне могло бы быть «Если мы за чем-то прыгаем, то готовы из шкуры выпрыгнуть».
- Жизнь имперских хорьков полна лишений. Ты и две симпатичные девочки по вызову, запертые вместе в крошечной каюте, где совершенно нечем заняться...Должно быть, это оказалось настоящим адом...
- Почему же нечем, - пробормотал Бай, - нам надо было ещё рапорты написать...
- А что такое девушка по вызову? - уточнила Теж.
- Гм...- Айвен поискал нужный перевод. - Что-то вроде бетанского лицензионного сексуального терапевта, только ни лицензии, ни терапии.
Подростковый возраст для большинства людей не самое желанное время.
- Женщина, способная бёдрами раздавить мне череп. У неё весьма талантливые бёдра. Всякий раз, когда мы идём в постель, моя жизнь подвергается опасности. А уж какой некролог будет...
Лучше быть просто женатым, чем женатым на работе.
- А что, по-джексониански признание в любви всегда звучит как вопрос «кого мне для тебя убить»?
- Нет, только у папы...Хотя баронесса ещё опаснее - она может вообще не спросить.
А вот тут, на мой взгляд, Самый Лучший Фанарт по книгам - Майлз, мурчащее меховое одеяло и разыгравшееся воображение: jetta-e.diary.ru/p179091530.htm
О! Несмотря на мою неизлечимую инсектофобию, вон чё прекрасное нашла: так, наверное, мог бы выглядеть один из эскизов жуков из-под дизайнерской мысли Катрионы